Сила с нами и хрен с ними(с)
А тут будет лежать, собственно, текст, потому что привычку писать что-то, складывать в угол и забывать, я признала дурной.
Оридж. По большей части сны и мистика.
Раз.Комнатку под самой крышей освещала только старая масляная лампа. Из щели между оконными ставнями тянуло дымом, и до утра лучше было на улице не показываться – ночами здесь пережигали и прессовали грибы рьетт, собирая до последней капли получившееся масло, а по земле стелился едкий дым. Шум вагонеток, грохот работающих машин, вонь, ругань – всё это делало квартал непригодным для ночёвки.
Эста Нир был обучен засыпать почти в любых условиях. Ему не мешал ни шум, ни запахи - самые вредные составляющие дыма стелились по земле и каморки под крышей не достигали, - ни дрожь, изредка пробегающая по стенам. Удобно устроившись, он велел себе заснуть и привычно окунулся в тёмный водоворот, затягивающий его в пределы Города-во-сне. Рабочий квартал был последним местом, где Нира бы стал кто-либо искать, а значит и беспокоить.
Тошнотворное чувство дезориентации, с которого начинался любой его сон, было недолговечным – ещё до того, как сознание обрело плоть в пределах Города, Эста ощутил След и, ведомый им, сошёл с намеченного пути. Город снова заявлял на него свои права, и Нир в такие моменты не мог даже предположить, кем ему доведётся стать. Долго гадать ему не пришлось – первым, что он увидел, было его собственное отражение.
От ругательства Эста не удержался. Из большого зеркала в дорогой затейливой оправе на него смотрела уже стареющая, но ещё пытающаяся это скрывать, матрона. Взятый След, как и обычно, рассеялся – не имея тела, ощутить его было несложно, но будучи вовлечённым в происходящее, Эста никогда не мог сосредоточиться на нужном ощущении. Это Нира ничуть не тревожило – он знал, что сойти со Следа попросту неспособен и что в нужный момент осознание цели придёт к нему.
К внешности прилагалась память и личность того фантома, который на этот раз принял в себя сознание Эсты. Они заслоняли его настоящую личность – до поры. Вот и теперь он почувствовал, как чужая память окутывает его невидимой дымкой. Неожиданно обнаружив, что дама, в общем-то, симпатична, во всяком случае, на её взгляд, он отступил, отделяя себя от образа и позволяя фантому жить привычной жизнью. Теперь задачей Эста было наблюдать, выискивать странности, прислушиваться к интуиции, в нужный момент, ударить.
Фантомы, скрывавшие Эсту, никогда не осознавали присутствия гостя. Они жили и действовали так же, как действовали всегда, и единственным, что отличало их от тех, кто являлся в Город только во сне, была некоторая тусклость, отсутствие внутреннего содержания. Нир полагал, что именно это внутреннее содержание он фантомам и обеспечивает. На время.
Особняк, в котором оказался Эста был огромным, старинным, но удивительно ухоженным. Коридоры, на вид ровные и прямые, в искаженном пространстве Города-во-сне закручивались в широкую спираль, что позволяло попасть из одного конца дома в другой, пройдя буквально через несколько рядом расположенных дверей. Форму искажений Эста вряд ли угадал бы, но её прекрасно знала матрона, прожившая в этом особняке большую часть своей жизни.
На обед в столовой собирались все обитатели особняка – так искренне полагала фантомная женщина, слуг за обитателей особняка не считавшая. За длинным столом расселось всего человек десять. Определить среди них сновидца оказалось делом несложным – мальчик-подросток, лет, наверное, четырнадцати, единственный сын той самой дамы, глазами которой Нир разглядывал сидящих за столом. Пожалуй, это был единственный человек, о котором можно было с уверенностью сказать, что целью он не является – на памяти Эсты След всегда вел к фантомам или предметам, но никогда – к реальным людям.
Остальные, сидевшие за столом, на первый взгляд, ничем не выделялись. То есть, встретив их где-нибудь за пределами сна, Нир бы сразу выделил их из толпы – облик обитателей Города часто цеплял незавершённостью или фантастичностью обычных вроде бы лиц. Здесь такое было в порядке вещей, так что Эста не стал на этом концентрироваться – он искал нечто необычное и знал, что оно обязательно найдётся. Места, где всё совершенно обыкновенно, не требовали его присутствия.
Обыкновенным происходящее перестало быть под конец обеда – сновидец, на какое-то время тупо уставившийся на оставшиеся в тарелке объедки, радостно рассмеялся, когда они начали разрастаться и трансформироваться, до тех пор, пока в тарелке не возникла жутковатая смесь всевозможных десертов, изрядно разросшаяся и частями сползшая на стол.
На мгновение за столом воцарилась тишина, а затем фантомы разом заговорили. Ниру не пришлось вмешиваться – его фантомная дама сама ринулась к мальчику, позволив Эсте приглядеться к нему получше. Десертного монстра подростку оказалось мало, и, выскочив из-за стола, мальчик дёрнул за собой стул. Тёмное дерево спинки волнами поплыло под его пальцами, меняя фактуру, изогнулось, разрастаясь. Тяжёлый обеденный стол со скрежетом сдвинулся. То, что недавно было стулом, изогнуло кольца длинного, змеиного хвоста, переступило острыми козлиными копытами, выгнуло шею, увенчанную лошадиной головой, и сделало неуклюжий шаг к своему создателю.
Эста никак не мог поверить своим глазам. Он знал, что Город соткан слишком плотным, что в его пределах сновидцы – обычные люди, не имеющие возможности перекраивать пространство под себя так, как это бывает в обычном сне.
Нир вспоминал Мастера Снов, к которому когда-то пришёл учиться контролю, вспоминал, как после рассказа Эсты о снах, Мастер спросил точную дату и время его рождения, затем долго и вдумчиво изучал запылённые бумаги, выписывая формулы и ведя какие-то подсчёты, а потом сочувственно сообщил Ниру, что тот рождён под знаком Башни. И пояснил, в ответ на недоумённый взгляд: «Это значит, что хрен тебе, а не нормальные сны, мальчик». Наставник знал о Городе, пусть никогда там не бывал и побывать не мог. Наставник обучил Эсту всему, что знал, но научить его творить в Городе то, что творили в простых снах, он был не в силах. Теперь же, Нир кроме удивления испытывал острую зависть – происходило то, что он всегда считал невозможным.
А мальчик снова смеялся – во взгляде его читалось упоение происходящим и ни малейшего желания остановиться. Один из слуг попытался схватить его, но подросток с нечеловеческий силой рванулся прочь. Рубашка его распахнулась, и стал заметен висящий на шее амулет. Крупный зелёный камень, оправленный в серебро, казалось, сросся с кожей. Камень рассекали трещины, внутри его зарождалась слабая пульсация света.
Эста ухватился за мысль о том, что во всём виновен неведомый амулет, как за спасительную нить, и тут же ощутил, как к нему возвращается След – именно амулет следовало уничтожить. Но вначале – добыть.
Перехватив контроль над фантомом, Нир метнулся к мальчишке, нагнав его уже у парадной лестницы, толкнул к перилам и навис над ним, вглядываясь в пульсацию камня. Какой бы пластичной ни была окружающая действительность для этого подростка, насколько бы невероятными не казались его возможности, как бы Город не отличался от остальных снов, это не могло изменить того, что здесь, как и в любом другом сне, в противостоянии сновидцев ключевую роль играла исключительно личная воля. Шанса сбежать у мальчишки не оставалось.
Нир отвесил мальчику пару размашистых пощёчин, чтобы тот не был уверен в собственной неуязвимости, и оглянулся на подоспевших членов семьи, вспоминая, что всё ещё имеет внешность почтенной матроны. Не то чтобы он намеревался следовать привычкам фантома – ответом Эста вопросы обеспокоенных «родственников» не удостоил, зато забрал у ближайшего мужчины кинжал и развернулся обратно. Сейчас ему мог помешать только другой сновидец, но никак не семейка фантомов.
Нир взглянул в расширившиеся от ужаса глаза мальчишки, и сжал его горло, не позволяя кричать, прежде чем вырезать из его груди амулет. Едва Эста закончил, мальчик развеялся туманом – он бы и раньше проснулся, но здесь всё решала воля. Эста не слишком беспокоился о том, что подросток может погибнуть – во сне люди были много крепче, чем в реальности.
Зелёный кристалл легко уместился в ладони, кинжал был отброшен за ненадобностью. Камень должен был быть уничтожен, но Ниру не хотелось с этим торопиться – даже просто держать в руке подобную вещь было удивительно приятно. Но когда он, налюбовавшись, попытался обтереть кровь с покрытой трещинами поверхности, камень сам рассыпался на мелкие острые осколки. В сердце кристалла оказалось сокрыто чёрное зерно, мгновенно обратившееся в пыль.
Почувствовав, что задача его выполнена, и что его уносит прочь из этого сна, Эста Нир последним усилием успел подхватить из сознания оцепеневшей от ужаса женщины образ торговца артефактами, недавно постучавшегося в двери особняка - невысокого светловолосого мужчины в запылённой дорожной одежде, лицо которого было скрыто красной маской.
UPD. Дошли руки отредактировать продолжение. Снов уже нет, зато есть стимпанк.
Два.Когда Эста проснулся, утро ещё не вступило в свои права. Сон оставил после себя послевкусие охоты, злости и какой-то детской обиды, и Нир медлил, впитывая и раскрывая это ощущение, бережно сохраняя в собственной памяти каждую деталь. Он предпочитал знать, чем был занят в Городе-из-снов.
Убедившись, что сон чётко стоит перед его глазами, Эста зажёг лампу и достал маленькую записную книжку, обтянутую кожей. Вскоре в книжке появилась короткая заметка: "След, особняк, мальчик. Невероятно". Такие записи служили ему своеобразными ключами, позволяющими при необходимости вытащить воспоминания на свет.
Позднее он накинул видавшую виды куртку, окинул взглядом комнатку, проверяя, не забыл ли что-нибудь важное, и спустился вниз. Горели факелы, сновали рабочие, огромный пресс двигался, сопровождаемый грохотом цепей и каждый раз, когда он опускался, по полу пробегала дрожь. Лавируя в полутьме между людьми и механизмами, Эста подобрался к одному из дальних, захламленных углов, где прошлым вечером припрятал добычу.
Шкатулка оказалась увесистой. Нир успел с десяток раз проклясть собственное любопытство, пока тащил её, скрытую от посторонних глаз в простом холщовом мешке, прочь от фабричного района. Бросать трофей, на получение которого ушёл не один день, Эста, конечно, не собирался, но пока добирался до вещевой лавки ругательств успел перебрать много.
В лавке, хозяин которой был многим Ниру обязан, Эста заперся в крохотной мастерской, где владелец обыкновенно приводил в порядок подержанные механизмы. Устройство, извлечённое из мешка, было слишком сложным, слишком ухоженным и слишком древним, чтобы органично смотреться среди обычного хлама. Шкатулка пряталась в сердце механизма, и чтобы взломать её, пришлось бы приложить много усилий, но Эсту интересовала всего лишь часть замка, которую какой-то умник приделал поверх оригинального. Похожих шкатулок сохранилось множество, механизм же, дополнивший замок, был едва ли не уникален.
Пик интереса к поделкам Прошлых минул лет пятнадцать назад, за полной невозможностью разобраться, как, собственно, они работают. Неразделимое соединение рун, камней и простых механических деталей, они служили темой невнятных научных работ до тех пор, пока Совет механиков не объявил, что исследования в этом направлении более не финансируются и вовсе нежелательны, очевидно, опасаясь, что артефакты могут попросту закончиться — исследователи приводили их в негодность гораздо чаще, чем получали хоть какой-то результат.
На то, чтобы отсоединить нужную часть, не повредив шкатулки, у Нира ушло много времени - неизвестный изобретатель постарался, превращая два совершенно разных механизма в одно целое. Зато, закончив работу, Эста был вознаграждён вывалившимся из стыка между деталей камнем-ключом, совершенно ему не нужным, впрочем. Человек, соединивший два механизма в единое целое явно не имел понятия, как работает замок — один механизм, как оказалось, просто прикладывал ключ к нужному месту, чтобы запустить другой.
От того, чтобы открыть шкатулку Эста всё же не удержался. Выбрав себе наугад лист из стопки исписанных мелким, почти каллиграфическим почерком, бумаг, он запер замок обратно.
Шкатулка отправилась в холщовый мешок – вместе с ключом. Уже через полчаса Эста оставил её у моста, где обычно побираются нищие и, не оглянувшись, зашагал прочь. Эста Нир был ценителем древних механизмов, на многое готовым, чтобы пополнить свою коллекцию. В остальном чужие секреты его не волновали.
Приют механиков-любителей выглядел неказисто - длинное приземистое здание, по виду похожее на обыкновенный, не слишком ухоженный, склад и теряющееся среди других подобных сооружений, буквально в двух шагах от отвесной скальной стены. Редкий прохожий захаживал в эти места без достойного повода, что обитателям и гостям приюта было только на руку, потому как механика интересовала их много больше, чем соблюдение законов.
Эста был завсегдатаем этого местечка - механика древних уже давно была его страстью. Под дверями расплывалась грязная лужа, через которую были перекинуты ненадёжные на вид мостки, внутри же огромное пространство было разделено многочисленными перегородками, открывая посетителю только небольшую грязную прихожую. Пятна плесени на голых стенах, сырость, сломанная мебель - всё это было призвано сформировать в незваных гостях пренебрежительное отношение к тому, что они увидят дальше или вовсе вынудить их повернуть назад. Не замедляя шага, Эста прошёл дальше, миновал пару крохотных и практически пустых, но более опрятных комнат и очутился в длинном зале. Падавший из окон, разместившихся под самым потолком, свет позволял в деталях разглядеть овальный стол, длинный и массивный, и в лучшие времена, наверное, украшавший собой поместье отнюдь не бедного человека. Сейчас, заваленный грудами деталей и чертежей, заляпанный машинным маслом и залитый свечным воском, он сохранил только остатки былого великолепия. В некоторых местах, главным образом рядом со стульями, детали и чертежи немного расступались, открывая расчищенное пространство. На одном из таких участков сквозняк приподнимал край прижатого к столу чернильницей листа бумаги. Пол вокруг стола был усеян упавшими деталями, сломанными перьями и обрывками бумаги.
В зале Нир тоже не задержался - свернул в боковую комнату и остановился перед плотно закрытой дверью, в которую и постучал.
- Входи, - после непродолжительной паузы послышалось изнутри, - Сегодня не отравишься.
Эста распахнул дверь, но заходить не стал. В коридор вырвалось несколько клубов дыма – светлых, слегка отливающих фиолетовым, запахло чем-то горьким, острым, но неуловимо знакомым – Нир старался не принюхиваться, потому как не хотел знать, куда его могут завести ассоциации.
В небольшой комнатке совсем не было мебели. По центру её лежал потрёпанный старый коврик, на котором, скрестив ноги, сидел старик – очень худой, смуглый, с небольшой бородкой, но абсолютно лысый. На полу перед ним лежало несколько листов бумаги и сломанный пополам длинный грифель. Старик курил тонкую, длинную трубку и комната была почти целиком заполнена дымом.
- Готово? – не утруждая себя приветствием, поинтересовался Нир.
- Куда торопишься, мальчик? – старик лениво выдохнул дым. Эста был знаком с Дейвиром уже не первый год и недавно разменял третий десяток, но всё равно оставался для него «мальчиком».
- Мне, в отличие от тебя, идеи сами не сдаются, - Нир облокотился на дверной косяк и выжидающе взглянул на собеседника, - И прямо сейчас я близок к тому, чтобы ухватить одну из них за хвост.
Старик вздохнул, выбил трубку, сделал глоток из маленького пузырька, который извлёк из кармана, и поднялся на ноги.
- Ты просто не знаешь правильных приманок, - с усмешкой заявил он, - Вот и носишься за идеями, что угорелый.
Когда они дошли до сумрачной, освещаемой только двумя светильниками древних, комнатке, которую Дейвир всегда называл своим кабинетом, Эста устроился на простом деревянном стуле и приготовился слушать.
Старик по-прежнему не торопился. Он достал откуда-то из стола мелко исписанный лист бумаги, вгляделся в каракули, прищурившись, и пододвинул лист ближе к Ниру.
- Здесь, - пояснил Дейвир, - несколько возможных рунных цепочек без учёта материалов.
Следующий лист бумаги был значительно больше и плохо умещался на столе.
- А это – чертёж машины, какой она предстала мне.
Нир склонился ближе к рисунку, разглядывая детали.
- Тоже без материалов? – недовольно нахмурился он.
- Извини, мальчик, - без малейшего намёка на чувство вины пожал плечами Дейвир, - Вот если бы речь о грибах шла, я бы воззвал к Повелителю. Но других материалов он в тенях прошлого не различает.
Эста промолчал. До встречи с Дейвиром он, как и большинство людей, полагал Повелителя Грибов сказочным кумиром любителей дурмана и то, что видения Дейвира приносили вполне ощутимую пользу, не заставило его пересмотреть мнение.
Оридж. По большей части сны и мистика.
Раз.Комнатку под самой крышей освещала только старая масляная лампа. Из щели между оконными ставнями тянуло дымом, и до утра лучше было на улице не показываться – ночами здесь пережигали и прессовали грибы рьетт, собирая до последней капли получившееся масло, а по земле стелился едкий дым. Шум вагонеток, грохот работающих машин, вонь, ругань – всё это делало квартал непригодным для ночёвки.
Эста Нир был обучен засыпать почти в любых условиях. Ему не мешал ни шум, ни запахи - самые вредные составляющие дыма стелились по земле и каморки под крышей не достигали, - ни дрожь, изредка пробегающая по стенам. Удобно устроившись, он велел себе заснуть и привычно окунулся в тёмный водоворот, затягивающий его в пределы Города-во-сне. Рабочий квартал был последним местом, где Нира бы стал кто-либо искать, а значит и беспокоить.
Тошнотворное чувство дезориентации, с которого начинался любой его сон, было недолговечным – ещё до того, как сознание обрело плоть в пределах Города, Эста ощутил След и, ведомый им, сошёл с намеченного пути. Город снова заявлял на него свои права, и Нир в такие моменты не мог даже предположить, кем ему доведётся стать. Долго гадать ему не пришлось – первым, что он увидел, было его собственное отражение.
От ругательства Эста не удержался. Из большого зеркала в дорогой затейливой оправе на него смотрела уже стареющая, но ещё пытающаяся это скрывать, матрона. Взятый След, как и обычно, рассеялся – не имея тела, ощутить его было несложно, но будучи вовлечённым в происходящее, Эста никогда не мог сосредоточиться на нужном ощущении. Это Нира ничуть не тревожило – он знал, что сойти со Следа попросту неспособен и что в нужный момент осознание цели придёт к нему.
К внешности прилагалась память и личность того фантома, который на этот раз принял в себя сознание Эсты. Они заслоняли его настоящую личность – до поры. Вот и теперь он почувствовал, как чужая память окутывает его невидимой дымкой. Неожиданно обнаружив, что дама, в общем-то, симпатична, во всяком случае, на её взгляд, он отступил, отделяя себя от образа и позволяя фантому жить привычной жизнью. Теперь задачей Эста было наблюдать, выискивать странности, прислушиваться к интуиции, в нужный момент, ударить.
Фантомы, скрывавшие Эсту, никогда не осознавали присутствия гостя. Они жили и действовали так же, как действовали всегда, и единственным, что отличало их от тех, кто являлся в Город только во сне, была некоторая тусклость, отсутствие внутреннего содержания. Нир полагал, что именно это внутреннее содержание он фантомам и обеспечивает. На время.
Особняк, в котором оказался Эста был огромным, старинным, но удивительно ухоженным. Коридоры, на вид ровные и прямые, в искаженном пространстве Города-во-сне закручивались в широкую спираль, что позволяло попасть из одного конца дома в другой, пройдя буквально через несколько рядом расположенных дверей. Форму искажений Эста вряд ли угадал бы, но её прекрасно знала матрона, прожившая в этом особняке большую часть своей жизни.
На обед в столовой собирались все обитатели особняка – так искренне полагала фантомная женщина, слуг за обитателей особняка не считавшая. За длинным столом расселось всего человек десять. Определить среди них сновидца оказалось делом несложным – мальчик-подросток, лет, наверное, четырнадцати, единственный сын той самой дамы, глазами которой Нир разглядывал сидящих за столом. Пожалуй, это был единственный человек, о котором можно было с уверенностью сказать, что целью он не является – на памяти Эсты След всегда вел к фантомам или предметам, но никогда – к реальным людям.
Остальные, сидевшие за столом, на первый взгляд, ничем не выделялись. То есть, встретив их где-нибудь за пределами сна, Нир бы сразу выделил их из толпы – облик обитателей Города часто цеплял незавершённостью или фантастичностью обычных вроде бы лиц. Здесь такое было в порядке вещей, так что Эста не стал на этом концентрироваться – он искал нечто необычное и знал, что оно обязательно найдётся. Места, где всё совершенно обыкновенно, не требовали его присутствия.
Обыкновенным происходящее перестало быть под конец обеда – сновидец, на какое-то время тупо уставившийся на оставшиеся в тарелке объедки, радостно рассмеялся, когда они начали разрастаться и трансформироваться, до тех пор, пока в тарелке не возникла жутковатая смесь всевозможных десертов, изрядно разросшаяся и частями сползшая на стол.
На мгновение за столом воцарилась тишина, а затем фантомы разом заговорили. Ниру не пришлось вмешиваться – его фантомная дама сама ринулась к мальчику, позволив Эсте приглядеться к нему получше. Десертного монстра подростку оказалось мало, и, выскочив из-за стола, мальчик дёрнул за собой стул. Тёмное дерево спинки волнами поплыло под его пальцами, меняя фактуру, изогнулось, разрастаясь. Тяжёлый обеденный стол со скрежетом сдвинулся. То, что недавно было стулом, изогнуло кольца длинного, змеиного хвоста, переступило острыми козлиными копытами, выгнуло шею, увенчанную лошадиной головой, и сделало неуклюжий шаг к своему создателю.
Эста никак не мог поверить своим глазам. Он знал, что Город соткан слишком плотным, что в его пределах сновидцы – обычные люди, не имеющие возможности перекраивать пространство под себя так, как это бывает в обычном сне.
Нир вспоминал Мастера Снов, к которому когда-то пришёл учиться контролю, вспоминал, как после рассказа Эсты о снах, Мастер спросил точную дату и время его рождения, затем долго и вдумчиво изучал запылённые бумаги, выписывая формулы и ведя какие-то подсчёты, а потом сочувственно сообщил Ниру, что тот рождён под знаком Башни. И пояснил, в ответ на недоумённый взгляд: «Это значит, что хрен тебе, а не нормальные сны, мальчик». Наставник знал о Городе, пусть никогда там не бывал и побывать не мог. Наставник обучил Эсту всему, что знал, но научить его творить в Городе то, что творили в простых снах, он был не в силах. Теперь же, Нир кроме удивления испытывал острую зависть – происходило то, что он всегда считал невозможным.
А мальчик снова смеялся – во взгляде его читалось упоение происходящим и ни малейшего желания остановиться. Один из слуг попытался схватить его, но подросток с нечеловеческий силой рванулся прочь. Рубашка его распахнулась, и стал заметен висящий на шее амулет. Крупный зелёный камень, оправленный в серебро, казалось, сросся с кожей. Камень рассекали трещины, внутри его зарождалась слабая пульсация света.
Эста ухватился за мысль о том, что во всём виновен неведомый амулет, как за спасительную нить, и тут же ощутил, как к нему возвращается След – именно амулет следовало уничтожить. Но вначале – добыть.
Перехватив контроль над фантомом, Нир метнулся к мальчишке, нагнав его уже у парадной лестницы, толкнул к перилам и навис над ним, вглядываясь в пульсацию камня. Какой бы пластичной ни была окружающая действительность для этого подростка, насколько бы невероятными не казались его возможности, как бы Город не отличался от остальных снов, это не могло изменить того, что здесь, как и в любом другом сне, в противостоянии сновидцев ключевую роль играла исключительно личная воля. Шанса сбежать у мальчишки не оставалось.
Нир отвесил мальчику пару размашистых пощёчин, чтобы тот не был уверен в собственной неуязвимости, и оглянулся на подоспевших членов семьи, вспоминая, что всё ещё имеет внешность почтенной матроны. Не то чтобы он намеревался следовать привычкам фантома – ответом Эста вопросы обеспокоенных «родственников» не удостоил, зато забрал у ближайшего мужчины кинжал и развернулся обратно. Сейчас ему мог помешать только другой сновидец, но никак не семейка фантомов.
Нир взглянул в расширившиеся от ужаса глаза мальчишки, и сжал его горло, не позволяя кричать, прежде чем вырезать из его груди амулет. Едва Эста закончил, мальчик развеялся туманом – он бы и раньше проснулся, но здесь всё решала воля. Эста не слишком беспокоился о том, что подросток может погибнуть – во сне люди были много крепче, чем в реальности.
Зелёный кристалл легко уместился в ладони, кинжал был отброшен за ненадобностью. Камень должен был быть уничтожен, но Ниру не хотелось с этим торопиться – даже просто держать в руке подобную вещь было удивительно приятно. Но когда он, налюбовавшись, попытался обтереть кровь с покрытой трещинами поверхности, камень сам рассыпался на мелкие острые осколки. В сердце кристалла оказалось сокрыто чёрное зерно, мгновенно обратившееся в пыль.
Почувствовав, что задача его выполнена, и что его уносит прочь из этого сна, Эста Нир последним усилием успел подхватить из сознания оцепеневшей от ужаса женщины образ торговца артефактами, недавно постучавшегося в двери особняка - невысокого светловолосого мужчины в запылённой дорожной одежде, лицо которого было скрыто красной маской.
UPD. Дошли руки отредактировать продолжение. Снов уже нет, зато есть стимпанк.
Два.Когда Эста проснулся, утро ещё не вступило в свои права. Сон оставил после себя послевкусие охоты, злости и какой-то детской обиды, и Нир медлил, впитывая и раскрывая это ощущение, бережно сохраняя в собственной памяти каждую деталь. Он предпочитал знать, чем был занят в Городе-из-снов.
Убедившись, что сон чётко стоит перед его глазами, Эста зажёг лампу и достал маленькую записную книжку, обтянутую кожей. Вскоре в книжке появилась короткая заметка: "След, особняк, мальчик. Невероятно". Такие записи служили ему своеобразными ключами, позволяющими при необходимости вытащить воспоминания на свет.
Позднее он накинул видавшую виды куртку, окинул взглядом комнатку, проверяя, не забыл ли что-нибудь важное, и спустился вниз. Горели факелы, сновали рабочие, огромный пресс двигался, сопровождаемый грохотом цепей и каждый раз, когда он опускался, по полу пробегала дрожь. Лавируя в полутьме между людьми и механизмами, Эста подобрался к одному из дальних, захламленных углов, где прошлым вечером припрятал добычу.
Шкатулка оказалась увесистой. Нир успел с десяток раз проклясть собственное любопытство, пока тащил её, скрытую от посторонних глаз в простом холщовом мешке, прочь от фабричного района. Бросать трофей, на получение которого ушёл не один день, Эста, конечно, не собирался, но пока добирался до вещевой лавки ругательств успел перебрать много.
В лавке, хозяин которой был многим Ниру обязан, Эста заперся в крохотной мастерской, где владелец обыкновенно приводил в порядок подержанные механизмы. Устройство, извлечённое из мешка, было слишком сложным, слишком ухоженным и слишком древним, чтобы органично смотреться среди обычного хлама. Шкатулка пряталась в сердце механизма, и чтобы взломать её, пришлось бы приложить много усилий, но Эсту интересовала всего лишь часть замка, которую какой-то умник приделал поверх оригинального. Похожих шкатулок сохранилось множество, механизм же, дополнивший замок, был едва ли не уникален.
Пик интереса к поделкам Прошлых минул лет пятнадцать назад, за полной невозможностью разобраться, как, собственно, они работают. Неразделимое соединение рун, камней и простых механических деталей, они служили темой невнятных научных работ до тех пор, пока Совет механиков не объявил, что исследования в этом направлении более не финансируются и вовсе нежелательны, очевидно, опасаясь, что артефакты могут попросту закончиться — исследователи приводили их в негодность гораздо чаще, чем получали хоть какой-то результат.
На то, чтобы отсоединить нужную часть, не повредив шкатулки, у Нира ушло много времени - неизвестный изобретатель постарался, превращая два совершенно разных механизма в одно целое. Зато, закончив работу, Эста был вознаграждён вывалившимся из стыка между деталей камнем-ключом, совершенно ему не нужным, впрочем. Человек, соединивший два механизма в единое целое явно не имел понятия, как работает замок — один механизм, как оказалось, просто прикладывал ключ к нужному месту, чтобы запустить другой.
От того, чтобы открыть шкатулку Эста всё же не удержался. Выбрав себе наугад лист из стопки исписанных мелким, почти каллиграфическим почерком, бумаг, он запер замок обратно.
Шкатулка отправилась в холщовый мешок – вместе с ключом. Уже через полчаса Эста оставил её у моста, где обычно побираются нищие и, не оглянувшись, зашагал прочь. Эста Нир был ценителем древних механизмов, на многое готовым, чтобы пополнить свою коллекцию. В остальном чужие секреты его не волновали.
Приют механиков-любителей выглядел неказисто - длинное приземистое здание, по виду похожее на обыкновенный, не слишком ухоженный, склад и теряющееся среди других подобных сооружений, буквально в двух шагах от отвесной скальной стены. Редкий прохожий захаживал в эти места без достойного повода, что обитателям и гостям приюта было только на руку, потому как механика интересовала их много больше, чем соблюдение законов.
Эста был завсегдатаем этого местечка - механика древних уже давно была его страстью. Под дверями расплывалась грязная лужа, через которую были перекинуты ненадёжные на вид мостки, внутри же огромное пространство было разделено многочисленными перегородками, открывая посетителю только небольшую грязную прихожую. Пятна плесени на голых стенах, сырость, сломанная мебель - всё это было призвано сформировать в незваных гостях пренебрежительное отношение к тому, что они увидят дальше или вовсе вынудить их повернуть назад. Не замедляя шага, Эста прошёл дальше, миновал пару крохотных и практически пустых, но более опрятных комнат и очутился в длинном зале. Падавший из окон, разместившихся под самым потолком, свет позволял в деталях разглядеть овальный стол, длинный и массивный, и в лучшие времена, наверное, украшавший собой поместье отнюдь не бедного человека. Сейчас, заваленный грудами деталей и чертежей, заляпанный машинным маслом и залитый свечным воском, он сохранил только остатки былого великолепия. В некоторых местах, главным образом рядом со стульями, детали и чертежи немного расступались, открывая расчищенное пространство. На одном из таких участков сквозняк приподнимал край прижатого к столу чернильницей листа бумаги. Пол вокруг стола был усеян упавшими деталями, сломанными перьями и обрывками бумаги.
В зале Нир тоже не задержался - свернул в боковую комнату и остановился перед плотно закрытой дверью, в которую и постучал.
- Входи, - после непродолжительной паузы послышалось изнутри, - Сегодня не отравишься.
Эста распахнул дверь, но заходить не стал. В коридор вырвалось несколько клубов дыма – светлых, слегка отливающих фиолетовым, запахло чем-то горьким, острым, но неуловимо знакомым – Нир старался не принюхиваться, потому как не хотел знать, куда его могут завести ассоциации.
В небольшой комнатке совсем не было мебели. По центру её лежал потрёпанный старый коврик, на котором, скрестив ноги, сидел старик – очень худой, смуглый, с небольшой бородкой, но абсолютно лысый. На полу перед ним лежало несколько листов бумаги и сломанный пополам длинный грифель. Старик курил тонкую, длинную трубку и комната была почти целиком заполнена дымом.
- Готово? – не утруждая себя приветствием, поинтересовался Нир.
- Куда торопишься, мальчик? – старик лениво выдохнул дым. Эста был знаком с Дейвиром уже не первый год и недавно разменял третий десяток, но всё равно оставался для него «мальчиком».
- Мне, в отличие от тебя, идеи сами не сдаются, - Нир облокотился на дверной косяк и выжидающе взглянул на собеседника, - И прямо сейчас я близок к тому, чтобы ухватить одну из них за хвост.
Старик вздохнул, выбил трубку, сделал глоток из маленького пузырька, который извлёк из кармана, и поднялся на ноги.
- Ты просто не знаешь правильных приманок, - с усмешкой заявил он, - Вот и носишься за идеями, что угорелый.
Когда они дошли до сумрачной, освещаемой только двумя светильниками древних, комнатке, которую Дейвир всегда называл своим кабинетом, Эста устроился на простом деревянном стуле и приготовился слушать.
Старик по-прежнему не торопился. Он достал откуда-то из стола мелко исписанный лист бумаги, вгляделся в каракули, прищурившись, и пододвинул лист ближе к Ниру.
- Здесь, - пояснил Дейвир, - несколько возможных рунных цепочек без учёта материалов.
Следующий лист бумаги был значительно больше и плохо умещался на столе.
- А это – чертёж машины, какой она предстала мне.
Нир склонился ближе к рисунку, разглядывая детали.
- Тоже без материалов? – недовольно нахмурился он.
- Извини, мальчик, - без малейшего намёка на чувство вины пожал плечами Дейвир, - Вот если бы речь о грибах шла, я бы воззвал к Повелителю. Но других материалов он в тенях прошлого не различает.
Эста промолчал. До встречи с Дейвиром он, как и большинство людей, полагал Повелителя Грибов сказочным кумиром любителей дурмана и то, что видения Дейвира приносили вполне ощутимую пользу, не заставило его пересмотреть мнение.
@темы: творчество
Интересно.
Я очень люблю тему снов. Во многом как раз потому, что логика там толком не работает, а если работает - то не обязательно так, как в реальности. Это такое большое напоминание самой себе о том, что она - просто набор правил.